Для древней Новгородской земли имя Сергея Михайловича Романовича — не чуждый звук. Родословие художника по отцовской линии, линии потомственных священников, связано с селом Теребуново, что стоит в сорока километрах от Новгорода на реке Волме, между озерами Белым и Черным, на древнем пути, соединявшем Новгород и Москву. Здесь в середине XIX века дед художника Михаил Михайлович Романович служил настоятелем прихода церкви св. Георгия. Здесь до 1905 года находился дом родителей художника — Михаила Михайловича и Софьи Александровны. В этом доме и в расположенном по соседству в селе Боротно старинном имении сестры отца, Надежды Михайловны, Романович проводил ребенком каждое лето. А дома в Замоскворечье его окружали прекрасные иконы северного письма.
Личность художника и философа, жизненный путь которого пришелся на век беспрецедентного отрицания прошлого и поругания веры, сформировали огромная любовь к русской культуре и глубокое понимание христианской традиции, уходящей корнями в европейскую античность. В своих размышлениях о судьбах русского искусства Романович обращался к наследию Новгорода и фигуре Феофана Грека. В этой великой живописной культуре, как и в искусстве Тинторетто, Ван Гога, Ге, лучизме Ларионова, художник ценил не только близкие ему темперамент кисти, «молнийность» манеры», особый «пространственный цвет», но прежде всего — «восприимчивость к культуре прошлого, насчитывающего тысячелетия», «особенно то, что сохранило свет и звук античного мира…».
Восприимчивость не означает слепое следование образцам. Неслучайно еще юношей Романович так убежденно отстаивал перед старшими товарищами-футуристами «знамя Рафаэля». Именно Рафаэль у о. Павла Флоренского выступает как разительный для западного искусства пример опыта созерцания живой духовной реальности, которая, «оставаясь сама собою, может являться по-разному, в зависимости от обстоятельств духовной жизни». Романович продолжает эту великую традицию духовного зрения.
Христианская тема — главный разговор в искусстве Романовича. Необходимость для художника «видеть собственными духовными глазами» дала ему силу сжать момент вечности евангельского события и внутреннюю боль своего времени в одно пространство живописного проживания реальности и донести ее до нас как слово, которое сказано сегодня.
Романович всегда ищет предельную ясность и обновленную выразительность своего образного языка, как он не может «вообразить повторяющимся» мастера фресок Спаса на Ильине. Созидательные элементы его искусства — динамичная форма, цветовая и линейная ткань, мазок, как «непосредственный свидетель движенья во времени отдельных точек, складывающих картину», — обладают новорожденной чистотой, небывалой одухотворенностью, развоплощая материальное начало западной живописи духовным светом. В искусстве Романовича свет выстраивает «глубоко организованное, динамически решенное пространство, в полном его пластическом осуществлении», до тончайших интонаций высказанное цветом и тоном, которое делает законченным произведением едва намеченную полупрозрачными мазками или углем композицию.
Не только в евангельском цикле Романовича прозревается «тайна образов как светозарная, ослепительная реальность». Чего бы ни касалась кисть художника и его любящий взгляд — будь то цветок, стена дома, лицо близкого человека, — на всем печать мира невидимого, весь образный строй захвачен одной стихией тепла и любви, без которых, по мысли Романовича, нет «реализма в высшем смысле, соприкасающегося с пророчеством и исходящего из нравственной и светоносной природы человека».
Пути Романовича в русском искусстве предпосланы пророческие слова из пролога к журналу «Маковец»: «Если наш образ совершенен в своей ясности, то… он является верным уяснением и духа его породившего и сердцем своей современности». Потому сегодня в Новгороде, под сенью собора XII столетия мы вслед за художником обновленным взором способны вновь пережить «свет древней античной культуры в ее новом юном облике». И здесь, у истоков, особенно ясно осознается определяющее для нас значение открытого в будущее искусства Романовича — искусства, возвещающего красками духовный мир.
Ирина Федотова