«Правильная оценка произведений искусства имеет почти такое же значение для общего развития культуры, как и само их создание». Сергей Романович
Музей рождает Идея. В конце 1980-х, в атмосфере устоявшихся, но смещенных ценностей так не хватало искреннего разговора. И только в частных коллекциях можно было увидеть правдивое, настоящее искусство, которое собиралось тогда подвижниками и оставалось доступным немногим.
Собирая коллекцию музея, мы не ставили задачи представить всех значимых и выдающихся мастеров русской культуры XX века. Хотелось прежде всего пронаблюдать, что происходило с нашей живописной культурой после авангарда, осмыслить ее как цельное явление в большом историческом времени, показать непрерывную связь пластических традиций — от высоких идеалов, обретенных на рубеже веков и преломленных в период авангарда, до наших дней.
Прежде всего, это обновленное, после потрясений начала века, утверждение пластических ценностей в 1920–1930-е годы. Они воплотились в творчестве художников, чьи имена связаны с наследием ГИНХУКа, ленинградского «Круга», объединения «Маковец», группы «Тринадцать». Камерным, хрупким графическим листам Льва Юдина, Алексея Пахомова, Павла Басманова, Николая Лапшина свойственна та монументальность решения пластических и стилистических задач, благодаря которой вновь была поднята на высочайший уровень планка художественной культуры.
Второй сложнейший этап наблюдений — борьба за культуру в послевоенный период, в условиях разрыва связей. Многие не пережили войну и репрессии, оставалось очень мало носителей тех знаний, которые были получены в начале эпохи. Выключенные из официальной художественной жизни в силу исключительности найденного ими пути, они были вынуждены, как Сергей Романович, продолжать работу «в стол». В ленинградской традиции прямая преемственность также осуществлялась как скрытый процесс: через «Школу» Стерлигова и в круге Кондратьева, в творчестве Гераса Геокчакяна, Евгения Ротенберга, в педагогической деятельности Соломона Левина и Марии Гороховой, Осипа Сидлина и Юрия Нашивочникова, Григория Длугача, воспитавших не одно поколение художников через кружковую работу. Такой же была Мастерская живописи, из которой вырос музей.
В последней трети XX века, после долгих десятилетий политизации искусства, строгих ограничений, в которых находилась культура, появляется целый ряд художников, которые, оставаясь в тени, вдали от публичности и программности, по-новому ставят творческие задачи, по-новому открывают жизнь, которой живут. В живописи Валентина Левитина, Леона Нисенбаума, Владимира Паршикова, Иосифа Зисмана можно расслышать ту сосредоточенность, бережность в выявлении скрытых светоносных пластов произведения, которую, как главную ценность и цель, удалось пронести через столетний опыт живописно-пластической культуры.
Теперь эти обновления стали историей. Индивидуальные пути художников составляют звенья единой цепи, в которой каждое звено черпает из прошлого и питает будущее. Сейчас, в двадцатые годы XXI века, в ситуации, когда духовные ориентиры оказались сбиты отсутствием ясной оценки нашего собственного наследия, — особенно важно найти те точки опоры в русской культуре, которые бы дали правильное понимание ее дальнейшего развития.
Без имен, собранных на выставке, уже невозможно представить себе русскую культуру XX–XXI века. Оглядываясь назад, мы смотрим вперед. Это и есть Музей.