Наследие Раисы Александровны Флоренской, в силу уникальности ее творческого образа, заслуживает особого внимания и особого отношения. Как ни странно, ее имя почти не освещено в истории искусства. Художнику не везло со зрителем. Первые после «насильственного забвения» выставки ее работ пришлись на тот период, когда интерес к искусству был достоянием немногих. Единственная выставка Раисы Флоренской в Петербурге состоялась в 1986 году в Доме писателя благодаря С. Б. Ласкину, Е. Ф. Ковтуну и А. О. Флоренскому. По сути, нынешняя выставка — это открытие имени большого художника, незаслуженно забытого потомками.
Выставка в четырех залах музея объединяет живописные и графические произведения из собрания Музея священника Павла Флоренского и частных собраний, в том числе не экспонировавшиеся ранее. Три зала первого этажа последовательно раскрывают основные периоды творчества художницы.
Ранний период конца 1910-х – начала 1920-х годов представлен акварелями и рядом живописных работ, оказывающихся неожиданно созвучными последнему автопортрету художницы. Первым творческим импульсом для Раисы Александровны стала семья, та интеллектуальная и художественная среда, которая окружала ее с детства. В созданных до 1916 года ученических акварельных альбомах этюды из домашнего окружения Флоренской, мифологические и сказочные сюжеты соседствуют со сценами Явлений, Чудес и Проповедей Христа, которые вступают в своеобразный диалог с монументальными образами храмовых росписей эпохи Возрождения, Александра Иванова, Михаила Врубеля.
В годы учебы во ВХУТЕМАСе Флоренская осуществляет свой строгий отбор ориентиров в искусстве в соответствии с внутренней необходимостью: это может быть Сезанн, Дерен — или античность, катакомбные росписи, грузинская икона, древнерусская фреска. В эркере второго зала представлены сделанные Флоренской в 1923 году во время учебной практики копии фресок — опыт непосредственного соприкосновения с древнерусской стенописью XII–XIV веков. Этот разговор продолжают собственные формотворческие размышления середины 1920-х годов. За дипломной работой Флоренской 1924 года на сюжет Притчи о блудном сыне следует целый ряд графических разработок этой темы, в которой она пластически формулирует свое понимание глубины человеческих отношений, любви и прощения как высшего ее проявления.
В конце 1920-х – начале 1930-х годов в своей удивительной, прозрачно-импрессионистической, светоносной живописи Раиса Флоренская почти не касается евангельских сюжетов, отдавая предпочтение созерцательной «бессюжетности». Но и в цветах, пейзажах, портретах близких она раскрывается прежде всего как художник христианской темы. Она живет в живописи, пропуская через себя свет. Искусство Флоренской проходит путь от скульптурной материальности формы и цвета через их утончение, растворение до контура-намека к реальности, осязаемости самого света и выходит, как логическому завершению, к сложению иконы.
Камертоном всей выставки стали работы, представленные в зале на втором этаже музея. В них особенно явственно проступает то античное, одухотворенно-стенописное звучание, которым наполнено все творчество и само мироощущение Флоренской. Неслучайно на выставке «Маковца» ее творчество было представлено автопортретом. Автопортрет — ключ к мироощущению Флоренской: через него она приуготовляет себя к вечности, и через него смотрит на окружающий мир.
Ее творческий облик так описывает Г. В. Ельшевская: «В нем нет ни учительства, ни пророчества, ни апелляции к нуждающемуся в истине человечеству, …камерные акварели «для себя» — и вместе с тем до как бы потери себя, до имперсонального растворения в духе уже явленном, уже осуществленном. Вряд ли ей пришло бы в голову назвать себя мастером (хотя мастерство неоспоримо): скорее, подмастерье, Божий ученик». Искусство Флоренской обращено к Богу, как и ее душа, в нем нет страсти, а есть тихое созерцание и покорность, и в то же время уверенность в незыблемости Истины: «Жив Бог — жива душа моя».
Ирина Федотова