15 ноября Государственный музей «Царскосельская коллекция» открывает выставку графики петербургского художника Иры Васильевой.

«…Васильеву справедливо называют наследницей традиций „круговцев“, художников арефьевского круга. И вполне закономерно, что „митьковские“ идеи, упав однажды на благодатную почву ее таланта, пропитанную культурой ленинградского андеграунда, воплотились в ее пластической манере с невероятной эмоциональностью и убедительностью. Графический язык художника, основанный на первобытно-низовой эстетике лубка и примитива, очень чувственен и в то же время строг и лаконичен. Линогравюры Васильевой гротесковые, пугающе-завораживающие своей формальной и смысловой монументальностью. Она материализует свои корявые образы из страшной и прекрасной обыденности. Выгрызенная, изломанная, жесткая линия, мрачный цветовой строй превращают „случаи из жизни“ в пронзительные вневременные символы». Екатерина Климова, искусствовед

«Есть художники, для которых графика — лишь подсобный материал, некие наброски, позволяющие продумать, найти композицию будущей картины. Они не ценят их и сохраняют, лишь пока они нужны для главного дела. Конечно, такой материал может быть интересен для того, чтобы понять, каким путем шел художник к конечной цели.
С Ирой Васильевой это совсем не так. Ее графика — это важная часть ее художественного мира. Ее творческое лицо не представимо без акварелей, рисунков, офортов, литографий и линогравюр. С бумагой Ира работает с увлечением, зачастую соединяя и комбинируя различные техники, как в уникальной, так и в печатной графике. Она как будто «добирает» этим то, что нельзя передать в живописи, давая выход нераскрытой части своего художественного темперамента. А темперамент у нее — дай бог каждому.
Движение ее руки всегда прихотливо, даже капризно, как капризна и изменчива бывает женская натура, подчиняясь порой одной ей ведомой внутренней логике. И, несмотря на прихотливость, в ее работах всегда есть внутренняя логика. Это логика стиля. Стилистически рука Иры всегда узнаваема. У нее яркое, своеобразное творческое лицо. Ее рисунки и гравюры трудно спутать с чьими-то другими.
Среди печатной графики особенно хочется выделить линогравюру (одну из самых демократичных техник). Здесь Ира достигает особенной выразительности. Большинство ее листов сюжетны. В них прочитывается какая-то история, для которой изображение, как правило, является кульминацией или наиболее ярким моментом повествования. Важную роль играют надписи на этих оттисках. С одной стороны, они являются элементом изображения, вплетенным в общий рисунок (как это было когда-то у Ларионова и Гончаровой). С другой — они по смыслу точно ложатся в стиль изображаемого сюжета, подчеркивая ироничный взгляд автора на себя. Особенно органичны листы, образующие некоторый цикл, который я бы назвал «девичьим». Вот, например, «Бедная девушка», «Девушка и мышь», «Напиться и утопиться», «Упавший ключик», «Ухожу я», «Я без сил» и т.п. Это такая полусерьезная-полукокетливая летопись жизни, создающая некий образ автора, из-за которого выглядывает Ира и, подмигивая, спрашивает: «А вы и повелись?»
Все изображения Иры всегда конкретны — они взяты из жизни. Как она говорит сама: «Я художник-реалист», И это чистая правда, если под реализмом понимать совсем не то, что понимал, например, автор «двух вождей после дождей». Эти же слова часто повторял и Яшке, которогоИра считает своим учителем. Так что никакого «аристотеля-созерцающего-бюст-гомера» вы в ее искусстве не найдете. Оно всегда предельно конкретно.
Среди линогравюр привлекают внимание большеразмерные оттиски. Самый большой из них — «Часовщик». Это полтора квадратных метра колесиков, шайбочек, винтиков, отверточек, шестеренок, пинцетов и т.д. и т.п. Вообще избыточная предметность характерна для Ириной стилистики. Во многих ее листах она определяет характер изображения. Такое изобилие неизбежно задает тяготение листа к декоративности, но это стремление всегда останавливается на полпути, не переходя ту грань, за которой рисунок становится просто узором.
Хорошо помню свои детские впечатления от чтения «Робинзона Крузо» — почему-то особую радость доставляло мне перечисление нужных и полезных вещей, найденных героем среди обломков кораблекрушения. Вот так и в Ириных листах глаз с искренним удовольствием занимается опознанием предметного мира — ножниц, кусачек, пилок, катушек, винтиков, иголок, ложек и прочей бытовой пестряди. При этом каждый раз изумляясь, как же можно так просто и в то же время изобретательно сплетать все это в большой узорчатый ковер. Иногда ее рисунки напоминают птичьи следы на белом снегу (правда, птички эти могут оказаться совсем не синичками, а, например, гарпиями…).
При рассматривании печатной графики Васильевой нередко вспоминаются близкие по стилистике ксилографии и гравюры сухой иглой немецких художников-экспрессионистов группы «Мост» — Кирхнера, Хеккеля, Пехштейна и др. Однако, при всей близости стилистических приемов, — насколько они разные по звучанию. У последних в этих листах — боль и страх. У Иры же — безоглядное приятие жизни, юмор, самоирония. В ее рисунках есть что-то общее с рисунками детей, которым как будто только что открылся мир во всей его красоте и великолепии». Борис Файзуллин, коллекционер